ПХД
Предупреждаю эстетов и особо чувствительных дам – лексика армейская, то бишь содержит весьма крепкие выражения, ибо военные люди – народ суровый и язьясняться высокосветским языком неприученный! Запечатлённая мной сценка лишена какой-либо романтической возвышенности, но есть правда армейской жизни!
Фамилии некоторых прототипов – умышлено мной искажены.
Случилось это на первом году моей армейской службы – в самый разгар пресловутой «перестройки» нашего незабвенного М.С. Горбачёва.
Кому довелось протопать «730 дней в сапогах», тот – в курсе, что такое ПХД. Для непосвящённых объясняю – это парко-хозяйственный день. Проводится он регулярно – по субботам и нерегулярно – перед визитами высокопоставленных проверяющих «сверху».
Участвуют в ПХД все незадействованные в боевой службе подразделения и готовятся они к этому «шоу» по-военному основательно и тщательно: накануне вечером сержантами проверяется наличие тазиков, вёдер, тряпок, мыла и щёток. Если чего не хватает – «должно внезапно появиться» к утру и сержанта абсолютно «ныибёт» – где и у кого сие будет приобретено! По обыкновению – чего-нибудь обязательно не хватает! Можно пойти легальным путём – обратиться к каптёру с запросом недостающего инвентаря или расходных материалов. Но выпросить у каптёра что-нибудь, не имея принадлежности к его году и местности призыва – задача практически не выполнимая. (Состоя в «интимной» близости с начальством, каптёры очень быстро осознают свою значимость, непомерно этим гордятся и к «дембелю» нагуливают весьма солидный вес, обременённый ещё и умыкнутым военным имуществом). Нелегальные пути приобретения недостающих комплектующих – от Лукавого, а потому – весьма тернисты и чреваты разнообразными последствиями от рукоприкладства до гауптвахты. Наиболее важным дефицитом всегда были тряпки – по причине их быстрого износа и обветшания. Они-то и служили непременным «яблоком раздора» в дни общеказарменных чисток.
В один из таких ПХД и произошло весьма занимательное шоу, вполне достойное комедийного сериала.
Один из доблестных «чекистов»1 «центрально азиатской национальности», дабы не впасть в немилость своего командира отделения (весьма свирепого сержанта Калины), продал душу дьяволу за фрагмент полушерстяной материи – снизошёл до кражи в соседнем взводе. Естественно, сделал он сие под покровом ночи, самоотверженно дождавшись окончания одной из «дембельских» «тайных вечерей». (Сделай он свою вылазку по неосмотрительности раньше – неизменно попал бы в «рабство» и служил бы официантом на протяжении всей «дембельской» посиделки).
Утро началось как обычно – с бодрого и надрывного вопля дневального: «Рота подъём!!! Форма одежды – «два»!» Утренняя поверка удостоверила ротного старшину – старшего прапорщика Замалиева, что никто за ночь «не улетучился» из подразделения и дала старт субботнему распорядку…
И вот пробил час ПХД! Работа закипела! Рассерженный лакомкой-медведем пчелиный улей – слишком мягкая метафора происходящей в это время суете! И вот, сквозь гул начинающейся шквальной уборки казармы, раздался полный праведного негодования и нецензурной лексики рёв коварно обворованного рядового Шакирова. «Сектым», «кутак», «шайтан» и «ишак» на родном наречии он весьма красочно сдобрил свежевыученными русскими матюгами. Но столь экспрессивные «заклинания» не возымели успеха – утраченная тряпка в урочный час так и не появилась! «Заклинание» его командира отделения оказалось сильнее: «А миня эта ныибёт!» и несчастный таджикский горец ударился в поиски. Пропажу он обнаружил весьма скоро по известным одному ему приметам и сцепился с новообладателем якобы своего имущества – рядовым Чемурзиевым. Шоу – началось!
1«Чекист» (он же «салага», он же «дух») – новобранец ВВ МВД до первого полугодия службы.
– Защем украл тряпка, нечестивец! – возмущался Шакиров, хваткой английского бульдога вцепившись в кусок ткани.
– Я украл? Ты сам, член сайгачий, его украл! Эта – мой тряпка! Иди на хуй! – невозмутимо отвечал Чемурзиев, не менее рьяно стиснув в руках поломойное имущество.
– Сам иди! Ишак! Хуй ишака! – настаивал Шакиров, конвульсивно дёргая несчастный кусок ткани, истекающий мутной водицей.
Далее последовал весьма красноречивый диалог на таджикском и казахском языках, щедро перемежаемый нетленным русским матом и от того вся сцена добавляла комичности. Никто не хотел уступать и, ругательства стали перерастать в потасовку. Не выпуская из рук предмета своих раздоров, степной батыр и таджикский горец начали изысканно пинать друг друга по ляжкам и метко плеваться в перекошенные от злобы и от натуги лица:
– Ибись ты в рот! Тьфу на тебя, удав траншейный!
– Сам ибис, собака! Свой жопа иби! Тфу на тебя дыва раза!
В столь ожесточённой схватке, вполне естественно, первой не выдержала тряпка. Треск мокрой располовиненной материи и… разъярённые соперники разлетелись в разные стороны. Чемурзиев собрал своим приземлением пару табуреток и притормозил в железные чресла двухъярусной койки. Шакиров был неудачником. Его тощий зад приняла в свои недра оцинкованная шайка, до половины заполненная зловонной и мутной от хозяйственного мыла и грязи жидкостью. Взметнувшийся вонючий фонтан окатил, с интересом созерцавшего побоище старшего сержанта Сельдерука. Несчастный Шакиров! Он предпочёл бы быть зверски изнасилованным стадом взбесившихся от вожделения ишаков, чем попасть в лапы «чудовища в сержантских погонах»! (Сельдерук обожал физподготовку, с удовольствием «тягал железо», истово лупил боксёрскую грушу и при каждом удобном случае испытывал полученную в тренировках силушку на подвернувшихся «лузерах»). Осознав